Записки морфа - Страница 75

Я тогда ещё не знал ужасающей статистики потерь среди боевых групп. Руководство Московского управления тщательно скрывало реальную обстановку. Знания пришли гораздо позже, когда мы немного пообтёрлись в столице, и обзавелись кругом знакомств среди таких же трудяг войны с йома. Мы узнали, что за полтора месяца охотники недосчитались трёх не самых последних групп, вооружённых по самому последнему слову техники и подготовленных по самым последним методам тренировки бойцов элитных спецподразделений. А сколько было единичных потерь — не сосчитать. Демоны, терроризирующие столицу, выкашивали охотников пачками. Творилось нечто невообразимое, но вся статистика оседала во властных кабинетах, дабы не шокировать население. А в тот момент я смотрел на толкающего речь полковника и думал о том, что таких тварей гуманней было бы душить в зародыше и зря государство запретило аборты. Где-то на периферии сознания крутилась странная мысль, которая пыталась связать воедино слова Буратино и его уверенность в своих силах. Слишком вольготно он себя чувствовал, даже для ликвидатора. Возможно, кто-то другой не обратил бы на это внимания, но я давно привык доверять шёпоту интуиции. Хлебнём мы ещё горя.

За предельно корректными фразами прятался ужасающий в своём цинизме смысл беседы — жизнь и свобода бойцов оперативных групп управления целиком и полностью в руках писклявого чурбака. Кто отказывается от сотрудничества с ним, тот больше ни с кем не сотрудничает, если только в качестве лабораторной крысы в одном из многочисленных институтов, а мы отныне находимся на особом контроле. Рыпаться не стоит, у него всё схвачено на самых верхах, в его силах устроить любому охотнику персональный ад на земле или поднять того из грязи в князи. На последнем слове он бросил многозначительный взгляд на Любаню. Я еле сдержался от смертоубийства одного похотливого козла. Да-а, ситуёвина…

Носатый чувствовал себя хозяином положения, иногда позволяя себе быструю, на уровне дёрганья уголков губ самодовольную ухмылку, на фоне которой чуждым элементом смотрелись глаза "деревянной игрушки", источавшие арктическую стужу. Было ясно одно — полковник объявил вендетту обидчикам.

Я слушал разливающуюся соловьем человекообразную скотину, проклиная себя за излишнее чистоплюйство. Лучший враг — мёртвый враг. Мог же прихлопнуть сволоту вчера? Мог! Конечно, неизвестно, чем бы завершилось расследование — в любом случае пострадал бы я один, а так под удар попали все.

— Что это было? — спросил меня Боха, когда мы покинули "гостеприимный" кабинет.

— На меня объявили охоту, — ответил я.

— На нас объявили охоту! — поправила меня Тень, Люба согласно кивнула:

— Надо было убить его вчера. Мразь! — М-да, теперь мне известно, кого Багира ненавидит больше, чем йома.

— Ты поняла, что он тебя хотел? — обратилась Надежда к напарнице.

— Не дура! Размечтался, козёл, что я раздвину перед ним ноги!

— Не дёргайся, — охолонул я подругу, терзая комм, который был заранее, перед входом в кабинет, включен в режим звукозаписи, но вместо голоса жертвы Караба-Барабаса компьютер на-гора выдавал треск электрических разрядов, разобрать что-либо было невозможно.

В уме полковнику не откажешь, подстраховался зараза, оборудовав личные апартаменты стационарной глушилкой и активным экраном, как только у нас коммы не погорели? Предъявить ему было нечего, прокуратура слова на веру не воспринимает, а считывать людскую память на Земле ещё не научились. Бурмистров со всех сторон был чист, что-то я сомневаюсь, что в ресторане сохранились записи камер видеонаблюдения, как пить дать, что официанты тоже ничего не скажут. Я раздражённо махнул ребятам рукой, чтобы они замолчали и не мешали своей трескотнёй думать о странностях в поведении безопасника.

— Не о том, господа, думаем, — поддержала меня Тень. — Скажите, зачем полковнику подставляться? Не похож он на дурака. Как-то с трудом верится, что сегодняшний спектакль является ответом на мордобой, устроенный ему Бером. Не сходятся у меня концы с концами. Слишком нарочито.

— Слишком. Думаю, ты права, — согласился я. — Младенцу ясно, что Буратино играет на чужом поле, да только создаётся нехорошее впечатление о продажности судей.

— Или судьи сами купили игрока и прописали правила игры, — вставила пять копеек Багира.

Я отвернулся. Наверно у меня разыгралась паранойя. В разуме сами собой возникали десятки картин, на которых полковник рисовался рядом с отцовскими недоброжелателями. Выползший из тёмного угла сознания червячок логики упорно твердил о спланированном наезде, целью которого было поставить конкретную боевую группу и, чего греха таить, конкретного старшего лейтенанта в условия жёсткого психологического прессинга и проверить его реакцию на стороннее давление. Мысль о вмешательстве "олимпийских" кукловодов уже не казалась бредом воспалённого сознания. Взвесив доступные для осмысления факты, я пришёл к выводу, что вечерний, как сказала Тень — мордобой, был чистой случайностью, результатом неудачного сложения обстоятельств, чего нельзя сказать об остальном, кто-то сполна воспользовался синяком на скуле полковника. Ко всем прочим думам и сомнениям, терзавшим мой уставший мозг, приплеталась скользкая мыслишка о запахе самки. Каким боком связаны демонша и полковник? Додумать мне не дали, толчок под локоть оборвал тщательно выстраиваемую логическую связь.

— Что будем делать, командир? — Боха высказал терзавший всех вопрос.

— Держать себя в руках и не поддаваться на провокации. Мы под колпаком. Буратино лишь инструмент в чьих-то лапках.